Райский замечал также благоприятную перемену в ней и по временам, видя ее задумчивою, улавливая иногда блеснувшие и пропадающие слезы, догадывался, что это были только следы удаляющейся грозы, страсти. Он был доволен, и его
собственные волнения умолкали все более и более, по мере того как выживались из памяти все препятствия, раздражавшие страсть, все сомнения, соперничество, ревность.
Любонька целой жизнию, как сама высказала, не могла привыкнуть к грубому тону Алексея Абрамовича; само собою разумеется, что его выходки действовали еще сильнее в присутствии постороннего; ее пылающие щеки и
собственное волнение не помешали, однако ж, ей разглядеть, что патриархальные манеры действуют точно так же и на Круциферского; спустя долгое время и он, в свою очередь, заметил то же самое; тогда между ними устроилось тайное пониманье друг друга; оно устроилось прежде, нежели они поменялись двумя-тремя фразами.
Неточные совпадения
С летами
волнения и раскаяние являлись реже, и он тихо и постепенно укладывался в простой и широкий гроб остального своего существования, сделанный
собственными руками, как старцы пустынные, которые, отворотясь от жизни, копают себе могилу.
Ему отчего-то было тяжело. Он уже не слушал ее раздражительных и кокетливых вызовов, которым в другое время готов был верить. В нем в эту минуту умолкла
собственная страсть. Он болел духом за нее, вслушиваясь в ее лихорадочный лепет, стараясь вглядеться в нервную живость движений и угадать, что значило это
волнение.
Я теперь
собственными глазами убедился, что моя догадка была справедлива, — убеждал разгоряченный князь, желая утишить
волнение и не замечая того, что только его увеличивал.
Через час весь Белоглинский завод уже знал о случившемся. Марфа Петровна успела побывать у Савиных, Пятовых, Шабалиных и даже у о. Крискента и везде наслаждалась величайшим удовольствием, какое только в состоянии была испытывать: она первая сообщала огромную новость и задыхалась от
волнения. Конечно, Марфа Петровна успела при этом кое-что прибавить, кое-что прикрасить, так что скандал в брагинском доме покатился по всему Белоглинскому заводу, как снежный ком, увеличиваясь от
собственного движения.
Мало того: с
волнением и страстью будет говорить вам о настоящих, нормальных человеческих интересах; с насмешкой укорит близоруких глупцов, не понимающих ни своих выгод, ни настоящего значения добродетели; и — ровно через четверть часа, без всякого внезапного, постороннего повода, а именно по чему-то такому внутреннему, что сильнее всех его интересов, — выкинет совершенно другое колено, то есть явно пойдет против того, об чем сам говорил: и против законов рассудка, и против
собственной выгоды, ну, одним словом, против всего…
Никто не отвечал. Никита Федорыч остановился и стал прислушиваться…
Волнение его мало-помалу утихло, когда он убедился, что кругом его никого не было. Он осторожно вышел из сеней, еще осторожнее обогнул флигель и не без особенного смущения, похожего отчасти на страх, поглядел через забор. Но каково же было его изумление, когда он увидел
собственное чадо.
Волнение от всей этой внезапности; радость при нежданных и весьма значительных для него деньгах; страх пред странным тоном письма и особенно пред заключительной и весьма-таки полновесною угрозой; заманчивость этой загадочно-таинственной неизвестности, за которою скрывается какая-то неведомая, но, должно быть, грозная и могучая сила, (так по крайней мере думал Шишкин) и наконец это лестно-приятное щекотание по тем самым стрункам самолюбия, которые пробуждают в молодом человеке самодовольно-гордое сознание
собственного достоинства и значительности, что вот, мол, стало быть, и я что-нибудь да значу, если меня ищут «такие люди».
Слушая Перикла и других искусных ораторов, я находил их красноречивыми, но не испытывал ничего подобного: не приходила в
волнение моя душа и не испытывала негодования против
собственного своего рабского существования.
Затаив дыхание, вся охваченная
волнением, Васса проделывала со своим блюдцем и лицом то же самое. То есть сначала водила своим детским пальчиком под дном блюдца, затем поднимала костлявую ручонку и на своем
собственном птичьем лице производила такие же движения, что и Паланя.
— Оставьте девочку, Павла Артемьевна! — прозвучал твердо и резко ее далеко слышный голос, и она в
волнении провела рукою по своим стриженым волосам. — Оставьте Вассу. Она поступила очень дурно и нечестно. Но и перенесла, понятно, тяжелое наказание укоров
собственной совести и того стыда, который пережила сейчас и еще переживает в эти минуты. К Екатерине Ивановне же ее не трудитесь вести. Екатерина Ивановна знает все о ее поступке и простила девочку.
Но лица, из которых многие очень красивы, выражают только сознание
собственного благосостояния и совершенное отсутствие внимания ко всему окружающему, что не прямо относится к
собственной особе, и белейшие руки с перстнями и в митенях движутся только для поправления воротничков, разрезывания говядины и наливания вина в стаканы: никакое душевное
волнение не отражается в их движениях.
Лили Тоберг и Ксения Шепталова плачут, обнявшись. За эти слезы счастья и
волнения мы прощаем им сразу и их «аристократизм», и их нарядные платья, и
собственную лошадь, которая ежедневно около четырех ждет Ксению у школьного подъезда.
Девушка подала ему конверт. На нем рукой княжны была сделана надпись: «Антону Михайловичу Шатову, в
собственные руки». Антон Михайлович, как теперь помнит, приложил этот конверт к своим губам. Когда же он оправился от первого
волнения и хотел поблагодарить подательницу, ее уже не было. Она скрылась.
Несмотря на раннее развитие тела, мысли о существе другого пола, долженствующем пополнить ее
собственное «я», не посещали еще юной головки, хотя за последнее время, слушая песни своих сенных девушек, песни о суженых, о молодцах-юношах, о любви их к своим зазнобушкам, все ее существо стало охватывать какое-то неопределенное
волнение, и невольно порой она затуманивалась и непрошеные гости — слезы навертывались на ее чудные глаза.
Нет, но что́ лучше всего, — продолжал он, успокоиваясь в своем
волнении прелестью
собственного рассказа, — это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку.